toronya melindo
Это нечто...
Это правда...
Это то, что есть...
Эта боль, эта тоска, это одиночество...
Это истина...
Вот ну нельзя мне читать такие вещи... до чего же верно все и четко... ушел в себя, вернусь не скоро...
читать дальше Casualis
"Брат мой"
Брат, есть ночь и день, и они прелестны; солнце, луна и звезды, брат, - они тоже очаровательны; и ещё есть ветер, гуляющий над пустошью. Жизнь так прекрасна, брат, кто же захочет умереть?
Джордж Борро, «Лавенгро»)
В спальне было тихо, как, впрочем, и во всем доме в этот поздний час. В окутавшей мир неподвижности теплой летней ночи не было слышно ни звука, кроме чарующей и радостной песни цикад в высоких деревьях, окружавших дворец. На чистом черном бархате ночного небосклона сияли бесчисленные звезды, и их золотистое мерцание смешивалось с серебряным светом прекрасного Итила.
Лето в этом году было необыкновенно засушливым; чрезмерная жара будто бы замедляла течение жизни, лаская своими длинными пылающими пальцами тех, у кого было достаточно смелости, чтобы пройти через этот ад. Земля была опалена солнцем, деревья томились жаждой, и их сухие пожелтевшие листья создавали едва заметную тень для изнуренных жарой животных, отдыхающих на сухой пыльной земле. Никто уже не помнил, был ли когда-нибудь уровень воды в Андуине ниже, чем в это лето; камни, когда-то белые и гладкие, а теперь слегка зеленоватые из-за надоедливых водорослей, загрязнивших чистейшую воду, были видны с берега, и яркие лучи Анора отражались от их блестящей поверхности и тонули в прохладной спокойной воде.
Но вот наступила ночь. Солнце скрылось за холмами несколько часов назад, и с его исчезновением изменился пейзаж. Если днем засуха правила в тихих долинах, то ночью жизнь здесь снова пробуждалась, эльфы и животные наслаждались легким ветерком.
Но в эту ночь эльфы спали, уступив место животным, песням природы и воспоминаниям прошлого. Казалось, вся долина погрузилась в глубокий сон; вся, кроме одинокой фигуры в спальне. Лучи Итила просачивались в неосвещенную комнату через большие распахнутые настежь окна, почти не удерживаемые полупрозрачными шелковыми шторами, спадающими с деревянного карниза; окутанная светом луны, комната была похожа на уютный кокон, Итил будто убаюкивал на длинных невидимых руках силуэт не спящего эльфа.
Серебристый свет подчеркивал контраст между алебастровой кожей эльфа и длинными темными прядями волос, обрамлявшими его прекрасное лицо. Острые скулы, тонкая аристократичная линия носа. Бледная опаловая кожа, казалось, сияла в полутьме, а его обычно серые глаза были похожи на два темных бездонных океана.
Все в комнате застыло, и только легкая полупрозрачная занавеска на окне слегка покачивалась, подчиняясь воле легкого ветерка. Перворожденный сидел на самом краю большой кровати, напряженный и недвижимый, забывший обо всем мире, окружавшем его; взгляд его был прикован к далекой точке на ночном небе, к сияющей Звезде Надежды Эарендила.
Говорили, что пока Эарендил сияет над Ардой – ещё есть надежда. Но одинокий темноволосый эльф был явно не согласен с этими распространенными поверьями. Потому что этой ясной ночью, когда на небосклоне не видно ни облачка, когда Гил-Эстель светит ярче обычного, надежда покинула его сердце, оставив его в глубокой печали, оставив лишь темноту в его измученной душе.
Бывают дни, которые приносят радость одним людям и печаль - другим. И этой ночью, когда вся долина, окутанная паутиной сна и полная счастливого нетерпения, застыла в ожидании завтрашней радостной церемонии, он сидел один в тишине своей комнаты, с сердцем, до краев наполненным невыносимой грустью и вот-вот готовым разбиться на куски. Предыдущий день был одним из самых длинных за его итак долгую жизнь – он весь день притворялся, что разделяет всеобщее настроение. Пытался быть тем, кем он не являлся. Этот день был пыткой для него, и не осталось даже напоминания о надежде.
Все было уже подготовлено. Столы накрыты, цветы собраны в восхитительные букеты, наилучшие одежды сшиты специально для этого события, самые яркие драгоценные камни блистали в свете свечей. Главный зал был украшен и готов к торжеству. Лучшие менестрели со всей долины были приглашены, чтобы играть и петь во время пира после церемонии. Самые лучшие старинные вина были разлиты по изящным хрустальным графинам из дубовых бочек, где они покоились долгие годы, если не века. Повара трудились больше недели, чтобы приготовить яства для грандиозного обеда, где на одном столе с традиционными блюдами будут экзотические кушанья. Вся неделя прошла в приятном возбуждении и нетерпении перед грядущим торжеством. Все были счастливы.
Все были счастливы, кроме него. Ничто не вселяло в него столько страха, как предстоящая церемония. Потому что завтра его возлюбленный поклянется в вечной любви – и не ему.
Не ему… За этими словами плескалось море боли и печали. Не ему…Его сердце обжигали невидимые слезы страдания.
Он знал, что не один он страдает, что его возлюбленному тоже знакомо это чувство беспомощности и обреченности. Странно, но его это не утешало.
С самого начала они знали, что этот день придет и что вместе с ним придет конец их любви. Им было отлично известно, что связь между ними не должна продолжаться, ее даже не должно было быть вообще. Они знали, и от этого было ещё больнее. Он даже не думал, что будет так больно. Они знали, что этот роковой день приближается, и поначалу мысли о нем были полны необдуманного пренебрежения, а позднее все более и более их вытесняли обреченность и желание оградиться от этого.
С того самого момента, когда был сделан первый шаг по этой дороге, они знали, что все это закончится только болью разлуки и ничем больше. Но не отступили с избранного пути. Они и не хотели этого делать. Веками они шагали по нему рука об руку. Веками они хранили свою тайну, хранили друг друга от чужих взглядов. Веками это продолжалось – и завтра всему придет конец.
И все, что связывало их долгие годы, будет уничтожено могущественной и безжалостной волной – долгом и честью. Огонь их страсти и их тайна будут сокрыты, утонут в водовороте времени, сотрутся из памяти.
Завтра его сердце погибнет.
Но, несмотря ни на что, он дождется окончания ночи и увидит, как поднимется солнце. Внимательно он будет наблюдать, как первые кроткие лучи солнечного света разгонят тьму. Он увидит, как красота Итила побледнеет и умрет перед золотым великолепием Анора, поднимающегося над горизонтом. Он увидит конец этой ночи, который будет означать последний вздох их призрачной любви.
Кто-то медленно повернул дверную ручку, и тяжелая деревянная дверь бесшумно открылась, ее хорошо смазанные петли не издали ни звука. Тихая тень скользнула в полумрак комнаты и прикрыла за собой дверь. Эльф на кровати никак не показал, что знает о чужом присутствии. В течение нескольких секунд они не шевелились, и казалось, что время остановилось. Наконец ночной гость, не сказав ни слова, подошел к кровати. Пока он приближался, свет и тени играли на его гибком и стройном теле, делая его похожим на призрака.
Темноволосый эльф, сидевший на огромной кровати, не отреагировал, когда поверхность слегка прогнулась под лишним весом. Он не оторвал взгляда от неба, когда сильная рука обняла его за талию, и кто-то прижался грудью к его спине. Каскад чужих темных шелковых прядей смешался с его собственными волосами, когда призрачный гость положил подбородок ему на плечо. Он только закрыл глаза и откинулся в теплые объятия, и вздохнул, когда горячее дыхание слегка коснулось кончика его изящно заостренного уха. Ощущение едва различимое, почти как нежное прикосновение крыла бабочки, и все же от него дрожь пробегала по позвоночнику. Он надеялся, что этот миг наступит, но не осмеливался признать это. Он боялся, что придется провести последнюю ночь в одиночестве, в компании звезд. Но он пришел.
Он пришел.
Радость и горе смешались в его сердце в водовороте эмоций, лишь только он вспомнил, что произойдет завтра.
Он медленно повернул голову и встретился взглядом с гостем. Несколько мгновений они сидели неподвижно, серые глаза смотрели в такие же серые бездны, одинаковое выражение на одинаково светлых чертах. Тысячи мыслей они высказали друг другу за это короткое время – вслух же не было сказано ни слова.
Они никогда не нуждались в словах. Так было всегда. Слова всегда были лишними, бесполезными. Никто не нарушал тишину. Они просто смотрели друг на друга, в глазах застыли одни и те же чувства – страх, любовь и боль.
Одновременно они закрыли глаза и позволили утешающему мраку пересилить волнения, связанные с завтрашним днем. Они обнялись, каждый старался прижать другого к себе как можно ближе в этом отчаянном объятии, не желая, чтобы ночь закончилась и пришел день.
Потому что завтра Элрохир Полуэльф, младший сын Владыки Имладриса, женится на младшей дочери Трандуила, Короля Мирквуда. Это было решено уже более тысячелетия назад между их отцами, даже раньше, чем дети появились на свет. Завтра они заключат брак, как символ вечного союза между двумя королевствами. И завтра Элладан потеряет все, что ему так дорого: брата, друга, возлюбленного и самого себя.
Трудно было принять неизбежность этой свадьбы и неминуемой разлуки. Все эти годы многое связывало их. Многое, и в то же время – такая малость. Любовь и признание. Позор и безупречность. Знание и невинность.
Конечно, это было неправильно. Конечно, это было невозможно. Конечно, им не следовало втягивать друг друга в эту историю. Конечно, им нужно было остановить это безумие, задушить его в зародыше, пока не было слишком поздно. Конечно, они сами подвергли опасности не только собственную честь, но и честь их семьи и королевства. Инцест был синонимом к изгнанию и отчаянию.
Но как они могли остановить безумие, если они даже не знали, когда оно началось? Кто мог сказать, когда братские взгляды, которыми они обменивались, превратились в мимолетные взгляды влюбленных? Кто мог сказать, когда именно все изменилось и ничего уже нельзя было вернуть назад?
Они ни о ком больше не думали, кроме друг друга. Они были близнецами, в конце концов, и они всегда были ближе, чем просто братья. Они делили все: утробу матери, первые слова, которые были обращены друг к другу, первый смех и первые слезы, первые страхи. Они были близнецами, двумя половинками одной души. И отдельно друг от друга ни один не чувствовал бы себя полным, совершенным.
Но в один прекрасный день все изменилось. В этот день они посмотрели друг на друга с таким блеском в глазах, которого не было ранее. И они отвели взгляды, испугавшись самих себя, испугавшись пробуждавшихся в них чувств. И они продолжали вести себя так, будто ничего не изменилось. Будто они остались все теми же…
Но это было не так. После этого взгляда каждый помнил ночи, проведенные в одиночестве в личной комнате. Ворочаясь на огромной и слишком пустой кровати, с головой, полной непрошенных фантазий. Каждый помнил чувство стыда, которое приходило утром, следом за пробуждением на влажных простынях. Стыд за это ясное ощущение внутреннего беспорядка, за желание дотронуться до другого, за проснувшиеся во время ярких снов чувства. Ни один из них не понимал, что происходило. Они были близнецами, братьями, лучшими друзьями. Они не осознавали пугающей силы своих чувств, стыдились, когда испытывали удовольствие лишь от присутствия другого. Стыдились, лишь представив, как отреагируют остальные, если узнают об этом. Боялись самих себя.
Потому что они не были созданы, чтобы быть вместе.
Они знали о предстоящей женитьбе младших детей владык и том, что она скрепит союз между двумя эльфийскими королевствами, с тех пор как они достигли того возраста, когда могли это понять. Всем было известно, что они оба приняли это без какого-либо сопротивления. Это было желание их отца, и как только он дал свое слово, это стало делом чести. А честь не так-то легко забрать.
Годами они ничего не требовали, они изменились и научились скрывать свои неожиданные чувства. Они были так близки друг к другу и боялись, что наступит момент, когда они останутся наедине со своим непрошенным желанием, боялись легчайшего прикосновения, пробуждавшего новую волну ощущений.
Они были братьями, боле того – близнецами, и это было для них новым и ещё непознанным. Они не хотели перешагнуть через тонкую линию, до сих пор разделявшую их: это означало бы крах их маленького мира. Раньше все было таким простым и незамысловатым. И стало теперь таким неясным и сомнительным. Казалось, они идут по веревке, натянутой над пропастью, балансируют на грани безумия.
Безумие… Любовь и ненависть плавились в их крови. Ненависть к этим непрошенным, неожиданным чувствам. Странные чувства. Ненависть. Любовь. Их мир разваливался на куски, вращался в водовороте противоречивых эмоций. И эти противоречивые чувства до смерти пугали их.
Они пытались это остановить. Они замыкались в себе, избегали друг друга. И терпели неудачи, потому что нуждались друг в друге, чтобы продолжать жить. Они никогда не расставались, не могли порвать эти связывающие их узы.
Окружающие замечали их странное поведение, но истолковывали его как возрастное явление, списывали на трудности того странного периода в жизни молодых эльфов, когда те открывались миру: нерешительно, на ощупь, на половине пути к взрослой жизни, но пока что привязанные к детству.
Если бы они только знали…
Если бы они только знали о внутренней борьбе. Если бы только знали о том отчаянии, которое охватывало их наутро после снов, полных объятий, звуков имени брата, умирающих на губах, ручейках пота, бегущих вниз по позвоночнику, когда они просыпались с плотью, изнывающей от ярких фантазий. Если бы они только знали, как презирали самих себя.
Если бы они только знали…
Но все видели лишь то, что хотели видеть. И не замечали их невидимых слез, и не слышали их безмолвного крика.
Было ли это столь постыдно – любить брата – или нет, и все же ничто не казалось им более непорочным и прекрасным.
Но в одну ночь они не смогли побороть свои чувства. В ту ночь потребность в утешении оказалась сильнее. В ту ночь, как и сейчас, по темному небу были рассыпаны миллиарды ярких звезд, но их чистый свет не отражал грусти двух сердец. Их мать взошла на корабль, плывущий в Валинор, не оставив им надежды на свое возвращение. Это была ночь, когда серебристые лучи Итила осветили их измученные сердца, наполненные болью потери. В ту ночь, под благосклонным взглядом луны, они нашли в себе мужество продолжать жить. Они уцепились друг за друга в поиске силы и любви. И не стали больше противиться желаниям своих сердец. Было бы слишком трудно отказаться, когда они так в этом нуждались.
Под мерцающими звездами они познали это наслаждение – любить друг друга, утешать боль в душе и сердце другого, тонуть в океане спокойствия и умиротворения. Ничто другое не казалось более правильным. И их души наконец нашли покой, который так долго искали.
Но рассвет наступил слишком скоро, оставив им обманчивое ощущение вины за собственные чувства. Но на самом деле ни один из них никогда по-настоящему не пожалел о том, что случилось той ночью. Это было слишком огромным, слишком непреодолимым, слишком прекрасным, чтобы продолжать жить как раньше. Но ещё хуже было смотреть друг на друга под яркими лучами солнца. Под покровом ночи легко было спрятать любовь. В свете дня все было иным, потому что они не могли требовать друг от друга чего-то большего, нежели братских чувств.
Они никогда не говорили о событиях той ночи. Как не говорили и о возможном будущем. Они слишком хорошо знали, что у их любви никакого будущего просто нет. Они знали, что однажды Элрохир свяжет свою судьбу с дочерью Трандуила, и в тот день им придется снова научиться быть всего лишь братьями. Они никогда не обсуждали это – таково было молчаливое соглашение между ними. Они никогда не признавались друг другу в своих чувствах. Это было ненужно – они и так все знали. Их любовь оставалась призрачной, невидимой при свете дня, а лишь под благословляющими лучами Итила. Они были детьми ночи, созданными из света и тени, и такой же была их любовь. Годами они хранили свои ночные тайны, радуясь лишь присутствию другого. И по ночам любили друг друга. Ночью стирались все напоминания о вынужденном притворстве. Они занимались любовью – отчаянно или радостно в зависимости от настроения, но всегда это заканчивалось всплеском чувств и страсти (сказал бы я, каким всплеском это оканчивалось), когда души их вырывались из оков и становились единым целым, будто так было всегда.
Но сегодня всему придет конец. То, чего не должно было быть совсем, скоро прекратит свое существование. Они позволят судьбе разделить их. Что они могли сделать? Они пожертвуют своей любовью ради блага королевства. Имладрису нужен был этот союз, чтобы укрепить дружественные отношения с Мирквудом. В эту ночь в последний раз их союз благословит свет Итила. В эту ночь в последний раз они будут принадлежать друг другу. Завтра все изменится, Элрохир свяжет свою судьбу с той, кого ему придется научиться любить и лелеять. Для них уже не было никакой надежды. Браки эльфов заключаются навсегда. Эта ночь – последняя ночь, которую они проведут вместе.
Внезапно цикады замолкли, прервали свою печальную песнь. Все окутала тишина, вернувшая их в реальность из мира воспоминаний.
Элрохир осторожно убрал в сторону темные волосы брата, скрывавшие бледную шею. Склонившись, он коснулся мягкими губами гладкой молочной кожи. Стрекот цикад возобновился, но тише и медленнее, чем раньше, будто маленькие животные осознали всю важность этого момента и пожелали своими магическими голосами сопровождать их последние объятия. Элрохир закрыл глаза и вдохнул аромат тела брата – хвоя и сладкий мед. Он провел губами по подбородку Элладана и добрался наконец до прекрасных губ. Тот чуть слышно вздохнул, сильнее прижимаясь к обнимавшему его возлюбленного. Он встретил губы Элрохира, ничего больше не желая, кроме как их ласковых прикосновений к своей горячей коже.
Поцелуй их был нежен: чуть больше, чем две пары губ, целомудренно касающиеся друг друга, пробующие друг друга на вкус, запоминающие очертания. Это было похоже на поцелуй двух детей, на первый поцелуй влюбленных. Нерешительный и чистый. Робкий и исполненный любви. Так прошло несколько мгновений, каждый из них наслаждался ощущением дыхания брата на своих губах.
Элладан первый прервал поцелуй; он повернулся к брату, встретившись взглядом со своим зеркальным отражением, окунувшись в бездну зрачков близнеца. Он знал, что потемневшие глаза отражали его собственное желание, и хотел утонуть в них. Медленно, почти робко он протянул дрожащую руку и коснулся бледными пальцами нежной щеки Элрохира. Зачарованный, он смотрел, как близнец прикрыл глаза, разорвав зрительный контакт и полностью отдавшись этой ласке. Неторопливо, едва касаясь бархатной кожи, он очертил пальцами контуры лица брата – по подбородку, потом вверх, лаская заостренное ухо, задерживаясь на кончике, прежде чем опуститься вниз и отвести в сторону прядь темных шелковистых волос.
От этого невесомого прикосновения Элрохир задрожал. Когда он закрыл глаза, все ощущения умножились, и мимолетная ласка, которую ему дарила рука брата, казалась едва ли не самым чувственным прикосновением из всех, что ему довелось познать. Его дыхание участилось и стало немного неровным, когда он ощутил прикосновение кончиков пальцев к уху, прежде чем они скользнули по дуге брови. Он ощущал близость Элладана, очарование его жестов, его возбуждение. Он попытался восстановить дыхание, желая, чтобы эти волшебнее мгновения длились вечно. Пальцы теперь коснулись кончика его носа, и он улыбнулся этому неуместному щекотанию, которое прервал, лишь нахмурив брови. Но когда любопытные пальцы коснулись губ и слегка погладили их, он поддался соблазну и поцеловал их кончики. Он услышал, как Элладан резко и удивленно вздохнул. Но было ли это удивление? Или просто просыпалась страсть? Медленно, опасаясь разрушить все волшебство момента, он поднял ресницы и приоткрыл рот, окружая пальцы кольцом губ. Когда он посмотрел в бездонный океан, плескавшийся в потемневших глазах брата, ему показалось, что его затягивает в другой мир – в мир любви и совершенства, где кроме них двоих ничего больше не существовало. Время застыло, и Элрохир лишь чувствовал на себе этот напряженный взгляд, который так много говорил ему - больше, чем тысячи слов. Он коснулся языком пальцев и осторожно лизнул их, не сводя с брата глаз. От огня, плясавшего в огромных зрачках, он почувствовал, как его плоть напряглась, и штаны стали слишком тесными.
Элладан с трепетом наблюдал, как брат целовал его пальцы, чувствуя, как кровь быстрее заструилась по венам к низу живота, когда ловкий язык заскользил по ним. Он уже не мог двигаться, не мог оторвать глаз от обворожительного зрелища, которое являл собой его брат-близнец. Ему всегда было интересно знать: были ли они так же похожи, когда страсть и любовь охватывала их? Были ли его собственные глаза такими же затуманенными? Так же ли обрамляли волосы раскрасневшееся лицо? Он не мог понять, как он мог был таким же прекрасным и желанным, как тот, с кем он проводил ночи. Дыхание стало тяжелым, и жидкий огонь пробежал по венам, когда брат остановился и поднял на него осторожный взгляд, с очевидным выражением желания на лице.
Элрохир внимательно смотрел на него, не произнося ни слова: все было написано в его глазах. Несколько секунд они не двигались. Безупречное изображение симметрии, одинаковые лица в нескольких дюймах друг от друга. Гармония. Совершенство.
Элрохир сделал первое движение, наклоняясь к брату так, что его дыхание касалось уха близнеца, снова заставляя приятный холодок пробежать по телу Элладана. Они редко произносили слова, когда проводили вместе ночи; они всегда предпочитали тишину и ее обещания ненужной болтовне. Тишина показывала ночь с другой стороны, более чувственной и менее пугающей. Фразы были редки, и осознание этого придало особенную силу словам, которые прошептал Элрохир.
- Будь со мной этой ночью… Пусть мне будет, что запомнить навсегда.
Элладан невольно вздохнул, когда его накрыла новая волна боли от невыносимой печали и смирения, сквозивших в голосе брата-близнеца. Но он отбросил это неловкое ощущение. Будут ещё другие ночи, чтобы плакать и печалиться. Но таких ночей, как эта, не будет больше никогда. Элрохир ощущал боль брата, когда тот принялся слегка покусывать его шею и осыпать кожу легкими, как крылья бабочек, поцелуями. Он прижался грудью к груди Элладана и заставил его лечь на спину, сам он оказался сверху, и их руки и ноги сплелись в страстном объятии. Они снова поцеловались, и этот поцелуй не был похож на прошлый, нежный и робкий, нет, - это был пылающий союз двух голодных ртов. Губы яростно прижались друг к другу, языки встретились и закружились в танце сладострастия. Они прервали поцелуй, только когда потребность в воздухе стала невыносимой, они задыхались, но желали большего. Ничего не было слышно, кроме их тяжелого дыхания.
С ловкостью, отточенной годами, они сняли друг с друга одежду, упиваясь видом обнаженных тел. Бледная, как мрамор, кожа, отражающая серебристый свет ночи; широкие плечи, говорящие о часах, проведенных в тренировках с мечами или луками; тонкие талии, длинные сильные, ноги, не менее грациозные…Их тела выдавали желание, охватившее их, реагировали на картину чистого совершенства.
Элладан сопротивлялся своему желанию, сдерживая тело, охваченное страстью. Он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно, он хотел запомнить каждое движение, каждый звук, каждый стон возлюбленного брата. Он хотел, чтобы близнец извивался от желания под ним, умолял его, хотел, чтобы он запомнил эту ночь навсегда. Старший припал к губам брата в глубоком поцелуе, а потом, отстранившись и проигнорировав стон протеста, сорвавшийся с его губ, принялся изучать совершенное тело. Оставил влажную дорожку поцелуев по всей длине гладкого торса, игриво лизнул один темный сосок, слегка сжав другой, не обращая внимания на то, как брат выгибался под ним, как длинные пальцы вцепились в его темные пряди. Он не прекратил своих действий и спустился ещё ниже, задержался на пупке Элрохира и снова продолжил путь вниз, старательно следя за тем, чтобы не задеть влажный член. И потом, услышав прерывистое дыхание и стоны, озорно улыбнулся и взял напряженную плоть в рот, скользя языком по горячей коже и посасывая ее, а потом оставил его член, не дав брату кончить. Он не хотел, чтобы все закончилось так быстро. Он погладил узкие бедра и придержал их, не давая нетерпеливому эльфу снова оказаться в теплоте его рта.
Он поднял глаза, чтобы посмотреть на своего возлюбленного: в его глаза, потемневшие от наслаждения, на блестящую кожу, приоткрытый рот, белоснежные зубы, кусающие нижнюю губу. Ему хотелось навсегда сохранить эту картинку в памяти – его брат, извивающийся от желания под его прикосновениями, хотелось сохранить во рту острый, солоноватый привкус его тела. Но громкий стон, слетевший с губ Элрохира, вернул его в реальность. Его собственное возбуждение уже почти причиняло боль, и он знал, что не продержится долго, потому что подобные звуки, издаваемые Элрохиром, посылали все новые и новые волны желания к низу живота.
Глаза младшего брата были закрыты, он позволил мощному потоку чувств завладеть всем его телом. Это было ощущение полноты, всеобъемлющее ощущение, что принадлежишь кому-то. Он знал, что должно случиться, когда пряный запах лаванды разлился по комнате, и невольно выгнулся, раздвигая пошире ноги, открывая доступ к наиболее интимному месту. Уверенный палец коснулся тесного входа в его тело, и он расслабился, позволяя опытному брату подготовить его.
Вскоре пальцы покинули его, и их заменило что-то более крупное и горячее, что-то, заполнившее его, вырвавшее из груди стоны наслаждения. Когда Элладан начал двигаться, он обвил руками и ногами шею и талию брата, двигаясь навстречу его упругому телу, смотря ему прямо в глаза. Их тела танцевали, они были просто созданы друг для друга и инстинктивно понимали, как доставить другому большее удовольствие. Темп ускорился, по телам пробегали все новые и новые волны наслаждения. Никто не хотел закрывать глаза, они отказывались терять последние мгновения, желали сохранить эту картину в памяти навсегда. Это был конец: последний раз они были вместе, последний раз они могли дотронуться друг до друга. И эта безнадежность придавала их единению характер отчаянного безумия, исступленной агонии.
Оргазм почти удивил их, отправляя за грань, в мир красоты и любви, где все цвета более насыщенны, а свет ещё более ярок. Понимание пришло к ним, когда их души в последний раз стали единым целым. Древнее знание овладело их сердцами, знание о том, что никто никогда не полюбит их так, как они любили друг друга, что их любовь была уникальной и единственной правильной. Несколько минут они лежали, не двигаясь, их тела были соединены в нежном объятии: щека к щеке, длинные влажные пряди волос спутаны, руки переплетены. Никто не произносил ни слова, позволяя тишине рассеять все их страхи.
Они знали, что потеряли друг друга. Что у них больше не будет шанса быть вместе. Они примут свою участь и станут любящими братьями, которыми никогда не переставали быть в глазах мира. Им придется научиться быть Элладаном и Элрохиром, а не близнецами из Имладриса. Завтрашний день положит начало новой эре, которая принесет с собой новую боль и новые радости. Но в их сердцах жила утешающая мысль о том, что никто никогда не заменит их.
А на черной бархатной ткани небес ярко светил Итил.
Это правда...
Это то, что есть...
Эта боль, эта тоска, это одиночество...
Это истина...
Вот ну нельзя мне читать такие вещи... до чего же верно все и четко... ушел в себя, вернусь не скоро...
читать дальше Casualis
"Брат мой"
Брат, есть ночь и день, и они прелестны; солнце, луна и звезды, брат, - они тоже очаровательны; и ещё есть ветер, гуляющий над пустошью. Жизнь так прекрасна, брат, кто же захочет умереть?
Джордж Борро, «Лавенгро»)
В спальне было тихо, как, впрочем, и во всем доме в этот поздний час. В окутавшей мир неподвижности теплой летней ночи не было слышно ни звука, кроме чарующей и радостной песни цикад в высоких деревьях, окружавших дворец. На чистом черном бархате ночного небосклона сияли бесчисленные звезды, и их золотистое мерцание смешивалось с серебряным светом прекрасного Итила.
Лето в этом году было необыкновенно засушливым; чрезмерная жара будто бы замедляла течение жизни, лаская своими длинными пылающими пальцами тех, у кого было достаточно смелости, чтобы пройти через этот ад. Земля была опалена солнцем, деревья томились жаждой, и их сухие пожелтевшие листья создавали едва заметную тень для изнуренных жарой животных, отдыхающих на сухой пыльной земле. Никто уже не помнил, был ли когда-нибудь уровень воды в Андуине ниже, чем в это лето; камни, когда-то белые и гладкие, а теперь слегка зеленоватые из-за надоедливых водорослей, загрязнивших чистейшую воду, были видны с берега, и яркие лучи Анора отражались от их блестящей поверхности и тонули в прохладной спокойной воде.
Но вот наступила ночь. Солнце скрылось за холмами несколько часов назад, и с его исчезновением изменился пейзаж. Если днем засуха правила в тихих долинах, то ночью жизнь здесь снова пробуждалась, эльфы и животные наслаждались легким ветерком.
Но в эту ночь эльфы спали, уступив место животным, песням природы и воспоминаниям прошлого. Казалось, вся долина погрузилась в глубокий сон; вся, кроме одинокой фигуры в спальне. Лучи Итила просачивались в неосвещенную комнату через большие распахнутые настежь окна, почти не удерживаемые полупрозрачными шелковыми шторами, спадающими с деревянного карниза; окутанная светом луны, комната была похожа на уютный кокон, Итил будто убаюкивал на длинных невидимых руках силуэт не спящего эльфа.
Серебристый свет подчеркивал контраст между алебастровой кожей эльфа и длинными темными прядями волос, обрамлявшими его прекрасное лицо. Острые скулы, тонкая аристократичная линия носа. Бледная опаловая кожа, казалось, сияла в полутьме, а его обычно серые глаза были похожи на два темных бездонных океана.
Все в комнате застыло, и только легкая полупрозрачная занавеска на окне слегка покачивалась, подчиняясь воле легкого ветерка. Перворожденный сидел на самом краю большой кровати, напряженный и недвижимый, забывший обо всем мире, окружавшем его; взгляд его был прикован к далекой точке на ночном небе, к сияющей Звезде Надежды Эарендила.
Говорили, что пока Эарендил сияет над Ардой – ещё есть надежда. Но одинокий темноволосый эльф был явно не согласен с этими распространенными поверьями. Потому что этой ясной ночью, когда на небосклоне не видно ни облачка, когда Гил-Эстель светит ярче обычного, надежда покинула его сердце, оставив его в глубокой печали, оставив лишь темноту в его измученной душе.
Бывают дни, которые приносят радость одним людям и печаль - другим. И этой ночью, когда вся долина, окутанная паутиной сна и полная счастливого нетерпения, застыла в ожидании завтрашней радостной церемонии, он сидел один в тишине своей комнаты, с сердцем, до краев наполненным невыносимой грустью и вот-вот готовым разбиться на куски. Предыдущий день был одним из самых длинных за его итак долгую жизнь – он весь день притворялся, что разделяет всеобщее настроение. Пытался быть тем, кем он не являлся. Этот день был пыткой для него, и не осталось даже напоминания о надежде.
Все было уже подготовлено. Столы накрыты, цветы собраны в восхитительные букеты, наилучшие одежды сшиты специально для этого события, самые яркие драгоценные камни блистали в свете свечей. Главный зал был украшен и готов к торжеству. Лучшие менестрели со всей долины были приглашены, чтобы играть и петь во время пира после церемонии. Самые лучшие старинные вина были разлиты по изящным хрустальным графинам из дубовых бочек, где они покоились долгие годы, если не века. Повара трудились больше недели, чтобы приготовить яства для грандиозного обеда, где на одном столе с традиционными блюдами будут экзотические кушанья. Вся неделя прошла в приятном возбуждении и нетерпении перед грядущим торжеством. Все были счастливы.
Все были счастливы, кроме него. Ничто не вселяло в него столько страха, как предстоящая церемония. Потому что завтра его возлюбленный поклянется в вечной любви – и не ему.
Не ему… За этими словами плескалось море боли и печали. Не ему…Его сердце обжигали невидимые слезы страдания.
Он знал, что не один он страдает, что его возлюбленному тоже знакомо это чувство беспомощности и обреченности. Странно, но его это не утешало.
С самого начала они знали, что этот день придет и что вместе с ним придет конец их любви. Им было отлично известно, что связь между ними не должна продолжаться, ее даже не должно было быть вообще. Они знали, и от этого было ещё больнее. Он даже не думал, что будет так больно. Они знали, что этот роковой день приближается, и поначалу мысли о нем были полны необдуманного пренебрежения, а позднее все более и более их вытесняли обреченность и желание оградиться от этого.
С того самого момента, когда был сделан первый шаг по этой дороге, они знали, что все это закончится только болью разлуки и ничем больше. Но не отступили с избранного пути. Они и не хотели этого делать. Веками они шагали по нему рука об руку. Веками они хранили свою тайну, хранили друг друга от чужих взглядов. Веками это продолжалось – и завтра всему придет конец.
И все, что связывало их долгие годы, будет уничтожено могущественной и безжалостной волной – долгом и честью. Огонь их страсти и их тайна будут сокрыты, утонут в водовороте времени, сотрутся из памяти.
Завтра его сердце погибнет.
Но, несмотря ни на что, он дождется окончания ночи и увидит, как поднимется солнце. Внимательно он будет наблюдать, как первые кроткие лучи солнечного света разгонят тьму. Он увидит, как красота Итила побледнеет и умрет перед золотым великолепием Анора, поднимающегося над горизонтом. Он увидит конец этой ночи, который будет означать последний вздох их призрачной любви.
Кто-то медленно повернул дверную ручку, и тяжелая деревянная дверь бесшумно открылась, ее хорошо смазанные петли не издали ни звука. Тихая тень скользнула в полумрак комнаты и прикрыла за собой дверь. Эльф на кровати никак не показал, что знает о чужом присутствии. В течение нескольких секунд они не шевелились, и казалось, что время остановилось. Наконец ночной гость, не сказав ни слова, подошел к кровати. Пока он приближался, свет и тени играли на его гибком и стройном теле, делая его похожим на призрака.
Темноволосый эльф, сидевший на огромной кровати, не отреагировал, когда поверхность слегка прогнулась под лишним весом. Он не оторвал взгляда от неба, когда сильная рука обняла его за талию, и кто-то прижался грудью к его спине. Каскад чужих темных шелковых прядей смешался с его собственными волосами, когда призрачный гость положил подбородок ему на плечо. Он только закрыл глаза и откинулся в теплые объятия, и вздохнул, когда горячее дыхание слегка коснулось кончика его изящно заостренного уха. Ощущение едва различимое, почти как нежное прикосновение крыла бабочки, и все же от него дрожь пробегала по позвоночнику. Он надеялся, что этот миг наступит, но не осмеливался признать это. Он боялся, что придется провести последнюю ночь в одиночестве, в компании звезд. Но он пришел.
Он пришел.
Радость и горе смешались в его сердце в водовороте эмоций, лишь только он вспомнил, что произойдет завтра.
Он медленно повернул голову и встретился взглядом с гостем. Несколько мгновений они сидели неподвижно, серые глаза смотрели в такие же серые бездны, одинаковое выражение на одинаково светлых чертах. Тысячи мыслей они высказали друг другу за это короткое время – вслух же не было сказано ни слова.
Они никогда не нуждались в словах. Так было всегда. Слова всегда были лишними, бесполезными. Никто не нарушал тишину. Они просто смотрели друг на друга, в глазах застыли одни и те же чувства – страх, любовь и боль.
Одновременно они закрыли глаза и позволили утешающему мраку пересилить волнения, связанные с завтрашним днем. Они обнялись, каждый старался прижать другого к себе как можно ближе в этом отчаянном объятии, не желая, чтобы ночь закончилась и пришел день.
Потому что завтра Элрохир Полуэльф, младший сын Владыки Имладриса, женится на младшей дочери Трандуила, Короля Мирквуда. Это было решено уже более тысячелетия назад между их отцами, даже раньше, чем дети появились на свет. Завтра они заключат брак, как символ вечного союза между двумя королевствами. И завтра Элладан потеряет все, что ему так дорого: брата, друга, возлюбленного и самого себя.
Трудно было принять неизбежность этой свадьбы и неминуемой разлуки. Все эти годы многое связывало их. Многое, и в то же время – такая малость. Любовь и признание. Позор и безупречность. Знание и невинность.
Конечно, это было неправильно. Конечно, это было невозможно. Конечно, им не следовало втягивать друг друга в эту историю. Конечно, им нужно было остановить это безумие, задушить его в зародыше, пока не было слишком поздно. Конечно, они сами подвергли опасности не только собственную честь, но и честь их семьи и королевства. Инцест был синонимом к изгнанию и отчаянию.
Но как они могли остановить безумие, если они даже не знали, когда оно началось? Кто мог сказать, когда братские взгляды, которыми они обменивались, превратились в мимолетные взгляды влюбленных? Кто мог сказать, когда именно все изменилось и ничего уже нельзя было вернуть назад?
Они ни о ком больше не думали, кроме друг друга. Они были близнецами, в конце концов, и они всегда были ближе, чем просто братья. Они делили все: утробу матери, первые слова, которые были обращены друг к другу, первый смех и первые слезы, первые страхи. Они были близнецами, двумя половинками одной души. И отдельно друг от друга ни один не чувствовал бы себя полным, совершенным.
Но в один прекрасный день все изменилось. В этот день они посмотрели друг на друга с таким блеском в глазах, которого не было ранее. И они отвели взгляды, испугавшись самих себя, испугавшись пробуждавшихся в них чувств. И они продолжали вести себя так, будто ничего не изменилось. Будто они остались все теми же…
Но это было не так. После этого взгляда каждый помнил ночи, проведенные в одиночестве в личной комнате. Ворочаясь на огромной и слишком пустой кровати, с головой, полной непрошенных фантазий. Каждый помнил чувство стыда, которое приходило утром, следом за пробуждением на влажных простынях. Стыд за это ясное ощущение внутреннего беспорядка, за желание дотронуться до другого, за проснувшиеся во время ярких снов чувства. Ни один из них не понимал, что происходило. Они были близнецами, братьями, лучшими друзьями. Они не осознавали пугающей силы своих чувств, стыдились, когда испытывали удовольствие лишь от присутствия другого. Стыдились, лишь представив, как отреагируют остальные, если узнают об этом. Боялись самих себя.
Потому что они не были созданы, чтобы быть вместе.
Они знали о предстоящей женитьбе младших детей владык и том, что она скрепит союз между двумя эльфийскими королевствами, с тех пор как они достигли того возраста, когда могли это понять. Всем было известно, что они оба приняли это без какого-либо сопротивления. Это было желание их отца, и как только он дал свое слово, это стало делом чести. А честь не так-то легко забрать.
Годами они ничего не требовали, они изменились и научились скрывать свои неожиданные чувства. Они были так близки друг к другу и боялись, что наступит момент, когда они останутся наедине со своим непрошенным желанием, боялись легчайшего прикосновения, пробуждавшего новую волну ощущений.
Они были братьями, боле того – близнецами, и это было для них новым и ещё непознанным. Они не хотели перешагнуть через тонкую линию, до сих пор разделявшую их: это означало бы крах их маленького мира. Раньше все было таким простым и незамысловатым. И стало теперь таким неясным и сомнительным. Казалось, они идут по веревке, натянутой над пропастью, балансируют на грани безумия.
Безумие… Любовь и ненависть плавились в их крови. Ненависть к этим непрошенным, неожиданным чувствам. Странные чувства. Ненависть. Любовь. Их мир разваливался на куски, вращался в водовороте противоречивых эмоций. И эти противоречивые чувства до смерти пугали их.
Они пытались это остановить. Они замыкались в себе, избегали друг друга. И терпели неудачи, потому что нуждались друг в друге, чтобы продолжать жить. Они никогда не расставались, не могли порвать эти связывающие их узы.
Окружающие замечали их странное поведение, но истолковывали его как возрастное явление, списывали на трудности того странного периода в жизни молодых эльфов, когда те открывались миру: нерешительно, на ощупь, на половине пути к взрослой жизни, но пока что привязанные к детству.
Если бы они только знали…
Если бы они только знали о внутренней борьбе. Если бы только знали о том отчаянии, которое охватывало их наутро после снов, полных объятий, звуков имени брата, умирающих на губах, ручейках пота, бегущих вниз по позвоночнику, когда они просыпались с плотью, изнывающей от ярких фантазий. Если бы они только знали, как презирали самих себя.
Если бы они только знали…
Но все видели лишь то, что хотели видеть. И не замечали их невидимых слез, и не слышали их безмолвного крика.
Было ли это столь постыдно – любить брата – или нет, и все же ничто не казалось им более непорочным и прекрасным.
Но в одну ночь они не смогли побороть свои чувства. В ту ночь потребность в утешении оказалась сильнее. В ту ночь, как и сейчас, по темному небу были рассыпаны миллиарды ярких звезд, но их чистый свет не отражал грусти двух сердец. Их мать взошла на корабль, плывущий в Валинор, не оставив им надежды на свое возвращение. Это была ночь, когда серебристые лучи Итила осветили их измученные сердца, наполненные болью потери. В ту ночь, под благосклонным взглядом луны, они нашли в себе мужество продолжать жить. Они уцепились друг за друга в поиске силы и любви. И не стали больше противиться желаниям своих сердец. Было бы слишком трудно отказаться, когда они так в этом нуждались.
Под мерцающими звездами они познали это наслаждение – любить друг друга, утешать боль в душе и сердце другого, тонуть в океане спокойствия и умиротворения. Ничто другое не казалось более правильным. И их души наконец нашли покой, который так долго искали.
Но рассвет наступил слишком скоро, оставив им обманчивое ощущение вины за собственные чувства. Но на самом деле ни один из них никогда по-настоящему не пожалел о том, что случилось той ночью. Это было слишком огромным, слишком непреодолимым, слишком прекрасным, чтобы продолжать жить как раньше. Но ещё хуже было смотреть друг на друга под яркими лучами солнца. Под покровом ночи легко было спрятать любовь. В свете дня все было иным, потому что они не могли требовать друг от друга чего-то большего, нежели братских чувств.
Они никогда не говорили о событиях той ночи. Как не говорили и о возможном будущем. Они слишком хорошо знали, что у их любви никакого будущего просто нет. Они знали, что однажды Элрохир свяжет свою судьбу с дочерью Трандуила, и в тот день им придется снова научиться быть всего лишь братьями. Они никогда не обсуждали это – таково было молчаливое соглашение между ними. Они никогда не признавались друг другу в своих чувствах. Это было ненужно – они и так все знали. Их любовь оставалась призрачной, невидимой при свете дня, а лишь под благословляющими лучами Итила. Они были детьми ночи, созданными из света и тени, и такой же была их любовь. Годами они хранили свои ночные тайны, радуясь лишь присутствию другого. И по ночам любили друг друга. Ночью стирались все напоминания о вынужденном притворстве. Они занимались любовью – отчаянно или радостно в зависимости от настроения, но всегда это заканчивалось всплеском чувств и страсти (сказал бы я, каким всплеском это оканчивалось), когда души их вырывались из оков и становились единым целым, будто так было всегда.
Но сегодня всему придет конец. То, чего не должно было быть совсем, скоро прекратит свое существование. Они позволят судьбе разделить их. Что они могли сделать? Они пожертвуют своей любовью ради блага королевства. Имладрису нужен был этот союз, чтобы укрепить дружественные отношения с Мирквудом. В эту ночь в последний раз их союз благословит свет Итила. В эту ночь в последний раз они будут принадлежать друг другу. Завтра все изменится, Элрохир свяжет свою судьбу с той, кого ему придется научиться любить и лелеять. Для них уже не было никакой надежды. Браки эльфов заключаются навсегда. Эта ночь – последняя ночь, которую они проведут вместе.
Внезапно цикады замолкли, прервали свою печальную песнь. Все окутала тишина, вернувшая их в реальность из мира воспоминаний.
Элрохир осторожно убрал в сторону темные волосы брата, скрывавшие бледную шею. Склонившись, он коснулся мягкими губами гладкой молочной кожи. Стрекот цикад возобновился, но тише и медленнее, чем раньше, будто маленькие животные осознали всю важность этого момента и пожелали своими магическими голосами сопровождать их последние объятия. Элрохир закрыл глаза и вдохнул аромат тела брата – хвоя и сладкий мед. Он провел губами по подбородку Элладана и добрался наконец до прекрасных губ. Тот чуть слышно вздохнул, сильнее прижимаясь к обнимавшему его возлюбленного. Он встретил губы Элрохира, ничего больше не желая, кроме как их ласковых прикосновений к своей горячей коже.
Поцелуй их был нежен: чуть больше, чем две пары губ, целомудренно касающиеся друг друга, пробующие друг друга на вкус, запоминающие очертания. Это было похоже на поцелуй двух детей, на первый поцелуй влюбленных. Нерешительный и чистый. Робкий и исполненный любви. Так прошло несколько мгновений, каждый из них наслаждался ощущением дыхания брата на своих губах.
Элладан первый прервал поцелуй; он повернулся к брату, встретившись взглядом со своим зеркальным отражением, окунувшись в бездну зрачков близнеца. Он знал, что потемневшие глаза отражали его собственное желание, и хотел утонуть в них. Медленно, почти робко он протянул дрожащую руку и коснулся бледными пальцами нежной щеки Элрохира. Зачарованный, он смотрел, как близнец прикрыл глаза, разорвав зрительный контакт и полностью отдавшись этой ласке. Неторопливо, едва касаясь бархатной кожи, он очертил пальцами контуры лица брата – по подбородку, потом вверх, лаская заостренное ухо, задерживаясь на кончике, прежде чем опуститься вниз и отвести в сторону прядь темных шелковистых волос.
От этого невесомого прикосновения Элрохир задрожал. Когда он закрыл глаза, все ощущения умножились, и мимолетная ласка, которую ему дарила рука брата, казалась едва ли не самым чувственным прикосновением из всех, что ему довелось познать. Его дыхание участилось и стало немного неровным, когда он ощутил прикосновение кончиков пальцев к уху, прежде чем они скользнули по дуге брови. Он ощущал близость Элладана, очарование его жестов, его возбуждение. Он попытался восстановить дыхание, желая, чтобы эти волшебнее мгновения длились вечно. Пальцы теперь коснулись кончика его носа, и он улыбнулся этому неуместному щекотанию, которое прервал, лишь нахмурив брови. Но когда любопытные пальцы коснулись губ и слегка погладили их, он поддался соблазну и поцеловал их кончики. Он услышал, как Элладан резко и удивленно вздохнул. Но было ли это удивление? Или просто просыпалась страсть? Медленно, опасаясь разрушить все волшебство момента, он поднял ресницы и приоткрыл рот, окружая пальцы кольцом губ. Когда он посмотрел в бездонный океан, плескавшийся в потемневших глазах брата, ему показалось, что его затягивает в другой мир – в мир любви и совершенства, где кроме них двоих ничего больше не существовало. Время застыло, и Элрохир лишь чувствовал на себе этот напряженный взгляд, который так много говорил ему - больше, чем тысячи слов. Он коснулся языком пальцев и осторожно лизнул их, не сводя с брата глаз. От огня, плясавшего в огромных зрачках, он почувствовал, как его плоть напряглась, и штаны стали слишком тесными.
Элладан с трепетом наблюдал, как брат целовал его пальцы, чувствуя, как кровь быстрее заструилась по венам к низу живота, когда ловкий язык заскользил по ним. Он уже не мог двигаться, не мог оторвать глаз от обворожительного зрелища, которое являл собой его брат-близнец. Ему всегда было интересно знать: были ли они так же похожи, когда страсть и любовь охватывала их? Были ли его собственные глаза такими же затуманенными? Так же ли обрамляли волосы раскрасневшееся лицо? Он не мог понять, как он мог был таким же прекрасным и желанным, как тот, с кем он проводил ночи. Дыхание стало тяжелым, и жидкий огонь пробежал по венам, когда брат остановился и поднял на него осторожный взгляд, с очевидным выражением желания на лице.
Элрохир внимательно смотрел на него, не произнося ни слова: все было написано в его глазах. Несколько секунд они не двигались. Безупречное изображение симметрии, одинаковые лица в нескольких дюймах друг от друга. Гармония. Совершенство.
Элрохир сделал первое движение, наклоняясь к брату так, что его дыхание касалось уха близнеца, снова заставляя приятный холодок пробежать по телу Элладана. Они редко произносили слова, когда проводили вместе ночи; они всегда предпочитали тишину и ее обещания ненужной болтовне. Тишина показывала ночь с другой стороны, более чувственной и менее пугающей. Фразы были редки, и осознание этого придало особенную силу словам, которые прошептал Элрохир.
- Будь со мной этой ночью… Пусть мне будет, что запомнить навсегда.
Элладан невольно вздохнул, когда его накрыла новая волна боли от невыносимой печали и смирения, сквозивших в голосе брата-близнеца. Но он отбросил это неловкое ощущение. Будут ещё другие ночи, чтобы плакать и печалиться. Но таких ночей, как эта, не будет больше никогда. Элрохир ощущал боль брата, когда тот принялся слегка покусывать его шею и осыпать кожу легкими, как крылья бабочек, поцелуями. Он прижался грудью к груди Элладана и заставил его лечь на спину, сам он оказался сверху, и их руки и ноги сплелись в страстном объятии. Они снова поцеловались, и этот поцелуй не был похож на прошлый, нежный и робкий, нет, - это был пылающий союз двух голодных ртов. Губы яростно прижались друг к другу, языки встретились и закружились в танце сладострастия. Они прервали поцелуй, только когда потребность в воздухе стала невыносимой, они задыхались, но желали большего. Ничего не было слышно, кроме их тяжелого дыхания.
С ловкостью, отточенной годами, они сняли друг с друга одежду, упиваясь видом обнаженных тел. Бледная, как мрамор, кожа, отражающая серебристый свет ночи; широкие плечи, говорящие о часах, проведенных в тренировках с мечами или луками; тонкие талии, длинные сильные, ноги, не менее грациозные…Их тела выдавали желание, охватившее их, реагировали на картину чистого совершенства.
Элладан сопротивлялся своему желанию, сдерживая тело, охваченное страстью. Он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно, он хотел запомнить каждое движение, каждый звук, каждый стон возлюбленного брата. Он хотел, чтобы близнец извивался от желания под ним, умолял его, хотел, чтобы он запомнил эту ночь навсегда. Старший припал к губам брата в глубоком поцелуе, а потом, отстранившись и проигнорировав стон протеста, сорвавшийся с его губ, принялся изучать совершенное тело. Оставил влажную дорожку поцелуев по всей длине гладкого торса, игриво лизнул один темный сосок, слегка сжав другой, не обращая внимания на то, как брат выгибался под ним, как длинные пальцы вцепились в его темные пряди. Он не прекратил своих действий и спустился ещё ниже, задержался на пупке Элрохира и снова продолжил путь вниз, старательно следя за тем, чтобы не задеть влажный член. И потом, услышав прерывистое дыхание и стоны, озорно улыбнулся и взял напряженную плоть в рот, скользя языком по горячей коже и посасывая ее, а потом оставил его член, не дав брату кончить. Он не хотел, чтобы все закончилось так быстро. Он погладил узкие бедра и придержал их, не давая нетерпеливому эльфу снова оказаться в теплоте его рта.
Он поднял глаза, чтобы посмотреть на своего возлюбленного: в его глаза, потемневшие от наслаждения, на блестящую кожу, приоткрытый рот, белоснежные зубы, кусающие нижнюю губу. Ему хотелось навсегда сохранить эту картинку в памяти – его брат, извивающийся от желания под его прикосновениями, хотелось сохранить во рту острый, солоноватый привкус его тела. Но громкий стон, слетевший с губ Элрохира, вернул его в реальность. Его собственное возбуждение уже почти причиняло боль, и он знал, что не продержится долго, потому что подобные звуки, издаваемые Элрохиром, посылали все новые и новые волны желания к низу живота.
Глаза младшего брата были закрыты, он позволил мощному потоку чувств завладеть всем его телом. Это было ощущение полноты, всеобъемлющее ощущение, что принадлежишь кому-то. Он знал, что должно случиться, когда пряный запах лаванды разлился по комнате, и невольно выгнулся, раздвигая пошире ноги, открывая доступ к наиболее интимному месту. Уверенный палец коснулся тесного входа в его тело, и он расслабился, позволяя опытному брату подготовить его.
Вскоре пальцы покинули его, и их заменило что-то более крупное и горячее, что-то, заполнившее его, вырвавшее из груди стоны наслаждения. Когда Элладан начал двигаться, он обвил руками и ногами шею и талию брата, двигаясь навстречу его упругому телу, смотря ему прямо в глаза. Их тела танцевали, они были просто созданы друг для друга и инстинктивно понимали, как доставить другому большее удовольствие. Темп ускорился, по телам пробегали все новые и новые волны наслаждения. Никто не хотел закрывать глаза, они отказывались терять последние мгновения, желали сохранить эту картину в памяти навсегда. Это был конец: последний раз они были вместе, последний раз они могли дотронуться друг до друга. И эта безнадежность придавала их единению характер отчаянного безумия, исступленной агонии.
Оргазм почти удивил их, отправляя за грань, в мир красоты и любви, где все цвета более насыщенны, а свет ещё более ярок. Понимание пришло к ним, когда их души в последний раз стали единым целым. Древнее знание овладело их сердцами, знание о том, что никто никогда не полюбит их так, как они любили друг друга, что их любовь была уникальной и единственной правильной. Несколько минут они лежали, не двигаясь, их тела были соединены в нежном объятии: щека к щеке, длинные влажные пряди волос спутаны, руки переплетены. Никто не произносил ни слова, позволяя тишине рассеять все их страхи.
Они знали, что потеряли друг друга. Что у них больше не будет шанса быть вместе. Они примут свою участь и станут любящими братьями, которыми никогда не переставали быть в глазах мира. Им придется научиться быть Элладаном и Элрохиром, а не близнецами из Имладриса. Завтрашний день положит начало новой эре, которая принесет с собой новую боль и новые радости. Но в их сердцах жила утешающая мысль о том, что никто никогда не заменит их.
А на черной бархатной ткани небес ярко светил Итил.
-
-
08.09.2006 в 22:40-
-
10.09.2006 в 23:33Мяф... спасибо...
Только что-то мне уже давно так не кажется...
-
-
11.09.2006 в 00:46-
-
17.09.2006 в 16:03меня тоже часто охватывает чувство одиночества..
но мы не одни , эльфенок..
все же не одни.